— Тебя, Андрей.
— Исключено. Во-первых, это не по правилам. Во-вторых, у нас профессионалы и похлеще меня. В-третьих, она может узнать меня.
— Да, ты прав. Вернее, ты абсолютно прав. Но — за одним исключением: ситуация нестандартная. — Фадеев пытается заглянуть мне в глаза. — Андрей, пожалуйста, поверь, я очень долго думал перед тем, как обратиться с этой просьбой к тебе. Конечно, с моей стороны — это подлость поручать тебе «пасти» Иру. Но, к сожалению, другого выбора у меня нет. Я чувствую, я знаю, ей грозит беда, а ты — единственный, кому я верю и доверяю.
«То есть я должен вернуться к Самойловой, чтобы „попасти“ её? Ну нет, ни под каким видом.» И сейчас у меня есть только один способ остановить Дядьсашу.
— А что будет, если я с вашей Ирой пересплю? — жёстко спрашиваю я.
— Тебе же блондинки не нравятся. — Фадеев пытается отшутиться.
— Ага. Зато я тут всем нравлюсь.
Фадеев вздыхает:
— Ну, тогда я тебя с работы за это выгоню.
Но я вижу, чувствую, знаю: он что-то не договаривает, а я хочу знать всю правду.
— Знаете, что, Александр Иванович, давайте играть в открытую. Я вам не ваша Самойлова голову вам крутить. А что касается запретов, то вы сами знаете: они никогда не срабатывали, если женщина не против и ничья. А Самойлова ничья, потому что она не замужем… Итак, что я ещё не знаю?
— Ладно, Андрей. Я не хочу, чтобы пострадала Ира.
— Не понял. Я что, на насильника похож? — Вот теперь я по-настоящему злюсь.
— Хорошо, — сдаётся Дядьсаша, — в таком случае, считай, что я не хочу, чтобы пострадал Митя.
«Опять двадцать пять — и опять всё упирается в этого Зайку-Митю.» Нюх всё-таки правильно подсказал мне, где копать, и сейчас этот заколдованный круг прервётся. Придвигаюсь к Фадееву:
— Александр Иванович, скажите мне честно, кем лично вам приходится этот Кузнецов из «НОРДСТРЭМ»? Он что, ваш близкий родственник? Я его видел утром. У вас осанка и цвет глаз одинаковый.
Фадеев молчит и смотрит мне в глаза.
«Давай, смотри. Преодолевать такой взгляд я целый год учился.» И я ничего не стою, если Фадеев сейчас «прочитает» меня. Но Дядьсаша не сможет это сделать, потому что Симбад был отличным учителем, а я — его лучшим учеником…
— Так кто вам этот Митя? — надавливаю я голосом.
Фадеев моргает. А я вздрагиваю при виде звериной тоски, появившейся в его глазах. И мне почти жаль его.
— Ладно, хватит, не надо, — смиряюсь я со своим поражением. — Я бы всё равно отказался следить за Самойловой.
— Нет, ты не откажешься! Потому что Митя — это мой сын! Он мой единственный сын, Андрей…
В ужасе смотрю на Дядьсашу. Симбад украл у отца мою мать — и вот, история повторяется.
— Да, Митя — это мой родной сын, — сознается Фадеев. — Да, у Мити другая фамилия, потому что тридцать лет назад я развёлся с его матерью… из-за… словом, из-за другой женщины. И Митя мне этого не простил. Когда он получал паспорт, то взял фамилию отчима. Вот почему в графе «отец» у Мити фигурирует Александр Борисович Кузнецов, а не я… Митя перестал называть меня папой, когда ему шесть исполнилось. Ты не представляешь, сколько сил я потратил на то, чтобы вернуть его. Да и вернул-то я Митю только благодаря Ире. За одно за это я буду по гроб жизни благодарен этой девочке. Теперь ты понимаешь меня?
— И — что, ваш сын действительно любит Самойлову? Или это вам только кажется? — спрашиваю я уже в упор. Нет, это не ревность. Все карты на стол: это — вопрос, ответ на который решит всё.
— Да, Андрей. Митя действительно её любит. В семнадцать лет он пообещал, что если женится, то только на Ире. А Ира ему отказала. Но через год они всё-таки стали встречаться. Тогда мне казалось, что дело сладилось и всё идёт к свадьбе. В двухтысячном году они съехались и стали жить вместе. Но шесть лет назад между ними как чёрная кошка пробежала. Полагаю, причиной как раз и был тот случай, с адвокатессой. Ира могла узнать об измене и не простить Мите. Правда, Митя ещё год бегал за Ирой, но Ира всё равно ушла от него. Купила квартиру и съехала… И всё же они до сих пор очень близки. Они даже работают вместе. И если Ира когда-нибудь передумает и скажет Мите «да», то я буду счастлив, потому что лучшей жены для своего сына я не пожелаю. — Фадеев откидывается на стуле.
А я? А я отвожу глаза: Фадеев убил меня. Вру: он сейчас меня убивает, вколачивая гвозди слов в гроб памяти, где ещё живут и дышат мои самые нежные и самые горькие воспоминания.
— И я, Андрей, — между тем продолжает Дядьсаша, — я не могу сказать своему сыну, как тебе, что Ире угрожает опасность, потому что Митя… ну, одним словом, он — не ты. Он — человек импульсивный. Умный, толковый, но, к сожалению, он унаследовал вспыльчивость своей матери. И Митя… — Фадеев медлит и грустно машет рукой, — ну, одним словом, он таких дров наломает!
— Ага. А ещё вы не хотите, чтобы Кейд или мои ребята узнали о том, кем приходится вам Кузнецов Дмитрий Александрович. Потому что эта информация может повредить карьере вашего сына в «НОРДСТРЭМ». Так? — заканчиваю я мёртвым голосом.
— Да, — покорно кивает Дядьсаша, — признаюсь: я действительно не хочу, чтобы твои оперативники узнали всё это. Как не хочу я и того, чтобы кто-нибудь узнал о том личном, что я тебе тут рассказывал. Андрей, пойми, кроме тебя, мне действительно некому больше довериться и попросить тебя взять под защиту Иру — и Митю. Да, я прекрасно понимаю, что ты не хочешь во всё это ввязываться, потому что вся эта история — грязная, неприятная, неприглядная, но… Но если ты всё-таки согласишься, — в меня впивается измученный взгляд старика, — то ты должен пообещать мне, что ты не дотронешься до Иры. Потому что я тебя знаю.