Живой журнал - Страница 43

«Ничего этого не будет, Ира. У меня для тебя припасен другой вариант, не менее впечатляющий. Только сначала мне надо заставить тебя войти в мою квартиру и кое в чём разобраться. Например, выяснить, что за игру ты затеяла со мной. И если это именно то, что я думаю, то я тебе такое устрою, что ты на всю жизнь запомнишь и моё имя, и отчество, и фамилию!»

— Вы, девушка в кедах, что-то медленно думаете сегодня. В четверг вы были куда как проворней, — поддразниваю я Самойлову и нетерпеливо шевелю в воздухе пальцами.

— А ты в менуэте, что ли, меня по двору поведёшь? — отзывается Красная Шапочка.

«Нет, всё-таки поразительное качество у этой женщины враз доставать меня!»

— Невероятно смешно, — говорю я. — Я руки вымазал в грязи, пока ползал под твоей машиной. Слушай, думай уже быстрей и решай, кто и куда идёт. У меня правда плечо болит.

И тут Ира выкидывает финтиль. Она переворачивает мою ладонь и касается моих ссадин. Потом Красная Шапочка, невинно склонив голову к плечу, смотрит на меня своими фантастическими глазами и улыбается. В этой улыбке — её душа. Теперь сглатываю я. Очевидно, этот взгляд и жест — фирменный приём Красной Шапочки под названием: «сейчас я тебя сделаю, чувак». Ладно, я тоже не лыком шит и не сирота казанская. Поднимаю бровь и немедленно вытаскиваю из своего арсенала самое мощное оружие массового женского поражения. Ага, я тоже улыбаюсь ей. Самойлова уставилась на меня и громко задышала.

— Ну что, пойдём? Или так и будем здесь стоять и дурака валять? — смеюсь я.

— Ладно, так и быть: доведу тебя до двери квартиры. Но дальше так и знай, не пойду, —ворчит Ира и, положив пальцы левой руки на моё запястье, свешивает вниз две ножки. Прыгает на асфальт. Её кисть чуть вздрагивает, и я чувствую, как Ира делает еле заметное движение, словно хочет переплести наши пальцы. Пытается сделать независимое лицо, но я уже распознал этот истинно-женский жест обладания. Но я не поддаюсь. Теперь мы стоим и смотрим друг на друга. Не знаю, что там видела Ира, но я-то замечал многое. Например, что Самойлова избегала моего взгляда и всё равно что-то беспомощно искала в нём.

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашиваю.

— Это как «так»? — она поднимает бровь.

— Ну, словно ты меня боишься.

— А что, мне надо тебя бояться? — голос у Иры становится холодным, а глаза — ледяными.

— Нет, тебе не надо. Уже… — беспечно отвечаю я, — потому что ты мне очень нравишься. — Последнее сказано мной абсолютно честно. Ира опускает вниз радостно вспыхнувшие глаза. Пользуясь паузой, достаю из кармана тяжёлую связку с ключами от входной двери. На связке нет ни брелока, ни других опознавательных знаков. Это — маленькая часть обдуманной мной вчера стратегии.

— Я просто открою дверь ключами и войду, — сообщаю я, — а ты, если захочешь, сможешь уйти в любую минуту.

Но я вру. Вчера я, чтобы идеально «слепить» её, вытащил из своей памяти всё, что сам знал о ней — и то, что Фадеев рассказал мне. И вот тогда я понял, как именно я должен действовать. Но, разрабатывая свой план, я сверял наши позиции так, точно я и Ира представляли фигуры на шахматной доске. Шахматы — это честная игра. В шахматы выигрывает не тот, кому повезёт, а тот, кто терпеливее и умнее. В шахматы меня научил играть мой отец, а он был виртуозом. И я, вопреки всему, решил дать Красной Шапочке шанс честно сразиться со мной. Я даже предоставил ей преимущество, назначив себя чёрной ладьей, а её — белой королевой. Я решил: пусть Ира попробует выиграть у меня так, как когда-то я её выиграл…

— Ну что, идём? — предлагаю я ей. Самойлова кивает: она готова войти в мой подъезд, но не войдет в квартиру. Итак, её первый ход сделан, и игра началась…

Мой отец любил играть со мной в шахматы. «Используй силу противника, Андрей. Зачастую, противник сам подставляется»…

Тяну на себя уродливую, тяжёлую железную дверь подъезда и пропускаю вперёд Иру. Мы вместе проходим мимо стеклянной будки, из окошка которой выглядывает глупое лунообразное бабье лицо. Это — моя консьержка. У неё всего две простых задачи — прилично выглядеть (чтоб не повергать в трепет гостей) и охранять вход (то есть воров отпугивать). Вместо этого эта бабища целый день гоняет миниатюрный телевизор и собирает все сплетни во дворе. Остаётся только добавить, что голос у неё такой, что, по выражению Лескова, его можно неделю лопатой выгребать из головы, а зовут ее Аллой Степановной. Лично я зову её «Алла Сарафановна» и каждый раз, вручая ей за месяц триста рэ, молюсь, чтобы это прозвище не сорвалось с моего языка. При виде меня и Красной Шапочки, Сарафановна расплывается в златозубой улыбке ведьмы из пряничного домика. Ещё бы: впервые за всё время Его Величество Андрей ведёт к себе какую-то женщину.

— Добрый день, Алла Сара… Степановна, — преувеличенно вежливо здороваюсь я.

— Добрый день, — вежливым эхом вторит Самойлова.

— Здравствуйте-здравствуйте, — поёт басом Сарафановна, любопытная старая карга, пытаясь разглядеть Иру. В глазах у Сарафановны вопрос: «Это кто ж с нашим принцем такая?».

— Познакомьтесь, это моя невеста, — вальяжно вываливаю Сарафановне я, — веду её квартиру свою осматривать. Женюсь, если одобрит моё приданое.

Ира замирает, а у Сарафановны отпадает челюсть. А я, посмеиваясь, хватаю онемевшую Самойлову за локоть и волоком тащу к лифтам.

— Какого…? — придя в себя, начинает возмущаться Ира. От Самойловой прямо искры летят. Наклоняюсь к ней, чтобы заглушить её гневный шепот.