05:50. Паркуюсь у крыльца «Самбо—70» и преувеличенно вежливо раскланиваюсь с добродушным дедушкой—охранником. Поднимаюсь наверх, в спортивный класс школы и распахиваю дверь раздевалки.
— Здравствуйте, граждане отдыхающие, — смеюсь я.
В ответ раздается весёлый хор голосов двадцати чуваков примерно моего возраста:
— Здарова, Андрюха!
— Привет, Андрей.
— Как сам?
— Нормально. Ещё дышу, — отвечаю я сразу всем и начинаю переодеваться. Пятью минутами позже мы все, облаченные в «доги» — форму для обучения и тренировок айкидо, вваливаемся в додзё. Додзё — это зал для занятий айкидо, требующий специального поведения. После пятнадцатиминутной разминки мы разобьемся на пары — «ката» — и погрузимся в интенсивный курс, ориентированный на углубленное изучение разнообразных техник. В нашей программе — занятия для «чёрных поясов» ёсинкан — айкидок, тренирующихся годами, а также курс для молодых бойцов, намеревающихся получить свой первый «чёрный пояс».
— Ki—no—tsuke! — командует тренер (то есть «приготовиться!»).
Сажусь в базовую учебную стойку seidza (на коленях, с прямой спиной, руки сложены на бедрах) и остаюсь в таком положении в течении пяти минут. Это время для mokuso — тишины и полной концентрации. Для непосвященных стойка seidza неестественная и неудобная. Но за двадцать с лишним лет я к ней привык. Наконец, занятия начинаются…
07:56. Поскрёб ключом, зажатым в левой руке, в замочной скважине. Попинал ногой дверь и ввалился в родную хату. Нет, на тренировке мне не накостыляли — не успели. Я — yudansya (обладатель «чёрного пояса») и sidoin (мастер пятого дана), что для айкидо офигительно много. Забавно, но мой почетный титул мастера боевых искусств идентичен моему кандидатскому минимуму. Плохо то, что неделю назад я, как человек, в общем, не злой и по природе общительный, взял на свою голову себе в «ката» нового парнёра. Лёша — Алексей Сыроежкин — когда—то занимался кикбоксингом (представьте себе двадцатисемилетнюю груду мышц, упакованную в квадрат ростом метр девяносто, с простодушным лицом русского былинного богатыря, предлагающего навесить всем желающим православных люлей). В нашей школе ёсинкан Лёша дошёл пока только до «коричневого пояса». Лёшу это обижает, и в то же время вызывает в нем тайную гордость: дело в том, в ёсинкан обладатели «коричневых поясов» считаются самыми опасными партнёрами. Овладев кое—какой техникой, они ещё не научились дозировать усилия и поэтому просто бьют. Леша бить любил. С учетом его кикбоксинга, немногие выстояли с ним в «ката» и в драках, которые иногда происходят за периметром школы.
— Дрон, как думаешь, почему «чёрных» в Москве всё больше и больше? — ленивым тенорком осведомился Лёша в перерыве между отработкой бросковых техник и техник нанесения ударов по нервным центрам и уязвимым точкам.
«Дрон… чёрные… Кошмар. Просто ужас какой-то.» Я непроизвольно морщусь: ненавижу весь этот вызывающий у меня рвотный рефлекс лексикон рабочих окраин, порождённый любовью к блатным песням и излишне доступной водкой. Гонор быдла и лексика деклассированных групп, для которых «культура» — это всего лишь название одного из федеральных каналов на нашем ТВ. Улучив момент, когда отвернулся инструктор, сообщаю любопытному Лёше, что коварные гости с гор уже давно освоили новую технику размножения.
— Это какую? — Лёша Сыроежкин в белом доги очень похож на большой королевский гриб—шампиньон.
— А твои нелегалы почкованием размножаются, — отвечаю я, совершенно некстати вспомнив школьный курс ботаники.
— Это еще что такое? — Светлые бровки Лёши недоуменно ползут вверх.
— А ты спроси у «простейших».
Сыроежкин улыбается и, счастливый, кивает мне.
— Понял, найду, Дроныч. А где простейшие этим занимаются? — Лёша спрашивает ну очень заинтересованно.
«Ага, понятно: „чёрные“ для Лёши — это исключительно простейшие. Дай такому волю, и он отделит от христиан иудеев и мусульман, после чего создаст свой миниатюрный „Освенцим“ с трогательной надписью над входом: „Мильхемет и газават. Welcome, твари нерусские“…»
— Лёш, а ты в своём любимом «Бирюлево» под всеми ящиками посмотри, — зло советую я. — Знаешь, как грибы размножаются?
— А причем тут грибы?
«Нет, Сыроежкин — это всё—таки очень тупое животное.» В конце концов, Лёша догадывается, на что я ему намекал. Шутка, конечно, так себе, но чуваки, что отрабатывают технику рядом, тихо ржут, прислушиваясь, как я на свой лад воспитываю этого недоросля.
— Ладно, Лёш, извини, — говорю я, чтобы снизить градус. В качестве компенсации показываю Леше некоторые техники при работе с боккэном. Сейчас занятия с этим видом древнего японского оружия исключены из ряда школ, но у нас они пока практикуются, чему я очень рад: мало кто знает, сколько забавных и по—настоящему действенных вещей можно сделать при помощи этой палки. Именно поэтому в современной Японии к боккэну до сих пор относятся с должным уважением. Когда я мотался в Токио в прошлом году для сдачи экзаменов на сертификат «Yoshinkan Aikido Ryu», меня обязали сдать мой боккэн в багаж, как сдают оружие. А сейчас я, как старший, добрый товарищ, демонстрирую Лёше, как эффективно нанести боккэном тычковый удар. И как в момент удара сделать шаг в сторону и вперёд, а потом развернуться боком и пропустить боккэн мимо себя. Как перехватить его и как, действуя боккэном наподобие рычага, выкрутить запястье противника. И как противодействовать этому болезненному захвату, если метят в тебя. Потом опускаю вниз руки.