Живой журнал - Страница 69

— И твоя подруга кинулась во все тяжкие, — насмешливо предположил Даниэль.

— Нет. Мне кажется, Ира просто ушла в своё одиночество. Ей не надо связей из области «так полагается», — спокойно отрезала Эль. — Вот поэтому все эти «страсти» её душу не трогали. А внимание мужчин раздражало. И Ира погрузилась в работу с головой.

— Ах, какая волшебная и душещипательная история о современной Золушке, — Даниэль язвительно поморщился и попинал стул, — но это не приближает меня к пониманию причин вашей дружбы.

Эль взглянула на мужа:

— Сейчас объясню. Помнишь те первые дни после похорон Евангелины?

— Да, — Даниэль нахмурился. — Я остался с Евой, а ты поехала на кладбище, чтобы заказать крест на её могилу. Но это, Эль, мы с тобой уже обсуждали.

— Вот именно, — женщина кивнула. — Я хотела тебе сразу про Иру рассказать, но ты меня не дослушал. Не дал мне и слова вставить… Итак, мы остановились на том, что я отправилась заказывать памятник. Но поехала я не одна. Со мной отправилась переводчица. В роли переводчицы выступала Ира.

— Что, прости? — Даниэль решил, что ослышался. — Нет, Эль, я с тобой точно с ума сойду… Эль, с тобой туда могли отправиться я и твоя дочь, — возмутился Даниэль. — Потому что у тебя, Эль, есть семья.

— Нет, Дани. С некоторых пор у меня есть только ты, а я в одиночку сражаюсь с тобой за дочь, — Эль опустила голову.

— Слушай, Эль, — нетерпеливо выдохнул Даниэль, — но ты же сама…

— Вот именно! — Эль вскинула голову и её глаза гневно блеснули. — Вот именно, Дани, что «я сама»! И теперь всё, что мне остаётся, так это спать на той постели, что я себе застелила. И нести ответственность за свой выбор. Или… — Эль зло оттёрла глаза, — или же найти себе такую же одинокую душу и научить эту душу жить, чтобы самой не умереть в одиночестве… Вот почему я вцепилась в Иру. Не она — в меня, а я — в неё.

Даниэль нетерпеливо вздохнул:

— Так, Эль, что было дальше, когда вы приехали на кладбище?

— Ах да, — Эль расслабила плечи. — Пристроив машину на парковке, Ира попросила меня подождать в машине, потому что ей надо было купить цветы. Вернулась она через пять минут с белыми лилиями. И это в январе, когда таких цветов нигде нет. «Где ты их взяла?», — удивилась я. — «Мама умерла зимой, — ответила Ира. — И я каждый год заказываю эти цветы для неё. Заглянем к ней по дороге?». Я кивнула. Мы шли к могиле Евангелины, и напряжение нарастало. «Они что же, рядом похоронены?» — думала я, приближаясь к могиле крёстной своей дочери. «Это здесь, Эль», — позвала меня Ира, когда до могилы Евангелины оставалось метров десять. Когда мы подошли к памятнику матери Иры, тут вся правда и открылась… Дани, представь себе невероятное совпадение: два участка рядом, отделённые лишь полосой деревьев. Вот так и обнаружилось, где была похоронена сестра крёстной моей дочери. А Ира узнала, что рядом с ней долгие годы жила её родственница. И если меня это поразило, то Иру сразило наповал.

Даниэль задумчиво посмотрел на жену.

— А что, если это была игра, рассчитанная на тебя, Эль? — осторожно спросил он.

— Нет, Дани. Я так не думаю, — покачала головой женщина. — То, что я заметила в глазах Иры, невозможно сыграть. Такое я видела в жизни только два раза, и оба раза на твоём лице. А ты у нас мастер по маскам невозмутимости.

— А я-то тут причем? — хмыкнул Кейд.

— Хочешь правду? — Эль изогнула брови.

— Очень хочу.

— Ладно, скажу. Просто… просто точно такая же безысходная боль была на твоём лице в то рождество, в Оксфорде, когда ты решил от меня отказаться.

— Ясно, — Даниэль фыркнул. — А второй раз когда?

— Вчера, — помедлив, неохотно призналась Эль. — Когда папа умер. А ты… ты смотрел на него и плакал.

Даниэль закусил губы и закрыл глаза.

— Дани, — тихо и мягко позвала мужа Эль. Даниэль поднял голову. Его взгляд снова был безмятежным.

— Рассказывай дальше, Эль, — ровным, бесстрастным голосом потребовал он.

— Ну, хорошо, — покорно вздохнула женщина и взяла ещё одну сигарету. — В общем, так мы с Ирой и объяснились. Выяснили все, до конца. Мы вообще в тот день очень долго с ней говорили. Я рассказывала ей про то, какой была Евангелина… До сих пор не понимаю, почему Евангелина не призналась мне, что у её сестры была дочь и почему она не стала искать Иру? — Эль бросила на мужа вопросительный взгляд. Даниэль покачал головой:

— Откровенно говоря, Эль, я тоже не понимаю… Ну, а что твоя Самойлова?

— А Ира поведала мне про своих родителей… Знаешь, Дани, как это бывает? Родители любили дочь, но бросили её… Мать отца Иры очень её любила, но умерла, скрыв от девочки тайну смерти ее родителей… Получается, все, кого Ира любила, оставили её. Уходили один за другим. Без объяснений, в молчании. А ведь это самая страшная форма прощания. Но самое страшное для ребенка — это предательство матери. И я.… — Эль запнулась и вскинула на мужа злые карие глаза: — Знаешь, в чём наша проблема, Дани? Твоя забота обо мне — это контроль. Чувствуешь разницу между двумя этими словами? В юности мне это нравилось. Сейчас это душит меня. Но есть ещё кое-что. Это — страх. Я постоянно боюсь тебя потерять, Дани… И если ты всегда мог читать в моих глазах мою любовь к тебе, то я не всегда могла сосчитать, сколько раз по-настоящему бьётся для меня твоё сердце. Ты всегда и всё держал под контролем и так редко показывал мне своё настоящее лицо… Дани, это же больно. Но есть то, что дважды, трижды больней для меня. Я живу далеко от своего мужчины и от единственного ребёнка. Я вижу вас с Евой всего пару раз в неделю. Ты всегда ограничивал общение моей дочери со своей матерью и с моим отцом, сведя их встречи к одной поездке в год на рождество и двум-трем телефонным разговорам… Да, я знаю, ты боялся выдать тайну Евы, и ты защищал её интересы, но… но я никогда не говорила тебе о том, что я каждый день раскаивалась в своей слабости. В минуту слабости я отдала тебе дочь. Наказанием стало то, что моя дочь выросла без меня и считает, что я ей — чужая. — Эль отвернулась к окну.