Живой журнал - Страница 76

Другое дело, женщины «правильные». О, это совсем другая история. На мой первый (и, как я уже понял, ошибочный) взгляд, Самойлова как раз была «правильной» девушкой. Общение с этой категорией женщин напоминало мне «День Сурка», помноженный на «Английского пациента». У «правильных» девушек всегда был свой собственный план на меня, как отлаженная к действию боеголовка. «Правильные» девушки сразу начинали с того, что пытались захватить весь мой периметр и всё моё время. «Правильная» девушка под любым мало-мальски внятным предлогом оставалась ночевать у меня дома, а утром обязательно просила меня дать ей какую-нибудь футболку. Потом «правильная» девушка делала мне завтрак из того, что было в моём холодильнике. Если же в холодильнике у меня ничего не было, то меня ждала полная намеков трепетная лекция о необходимости наличия у меня «правильной» девушки. У «правильной» девушки обязательно были «хозяйственная жилка» и «общие интересы» со мной. Интересно, это какие же? Неужели — мой аморальный облик и горячее желание поскорей выставить её из квартиры? «Правильная» девушка всегда поддерживала меня. Выражалось это в том, что мы обязательно должны были созвониться с ней вечером в пятницу, чтобы договориться на выходные. «Правильные» девушки любили изображать по-театральному мощный оргазм и болели одним, общим на всех, склерозом. Они постоянно «забывали» у меня своё бельё, косметику, паспорта, ключи и бог знает, что ещё. После чего «правильная» девушка считала своей привилегией убивать мой телефон звонками и сообщениями. Лет восемь назад получив звонок от такой вот «правильной» девушки («Андрей, немедленно открой мне дверь, ты не один. Или я режу вены») я пережил самый отвратительный в своей жизни скандал и «забил» на всех «правильных» девушек разом. Аннулировав старую «симку» от МТС, я в один день лишился Кати, Киры и Маши, двух Ань, и, кажется, ещё какой-то там Светы. Потом я купил квартиру на Тёплом Стане, встретил Терентьеву и раз и навсегда зарёкся приглашать в свою квартиру вообще любых женщин.

Самойлова стала первой, кого я за много лет привел к себе. Самойлова стала единственной, кто вот так, по собственному почину, сама взяла и свалила из моей квартиры. «Почему? За что? Ну, что я не так сделал? Стерва… Ненавижу». В попытке успокоиться, закидываю голову вверх и подставляю лицо прохладным струям. Набираю в рот воду и выплёвываю её в стену. Окей, положим, я тоже ни разу не хорош: не предложил ей остаться. Не попросил у неё её номер. Ну и что? Я же не предполагал до сегодняшнего дня, что проснуться со мной — это такое уж несчастье. Что до Иры, то она — с её потрясающей сноровкой «давить» из меня нужные ей эмоции — за один день сумела сделать главное: вытащить из меня все те чувства, которые я — как я считал! — я давно похоронил. И теперь я мог как угодно беситься, проклинать её и бесноваться из-за неё. Я вообще мог всё, что угодно, кроме одного: я больше не мог оставаться к ней равнодушным. Это-то меня и раздражало. Я до сих пор не понимал, ну что в ней такого? Судя по тому, что я видел вчера, «Камасутра» не была её настольной книгой. Исходя из того, что я встретил этот день с телефоном в руках, а не с ней в одной кровати, Ира умела профессионально делать только одно: организовывать бесшумные побеги из чужих квартир под утро. Откровенно говоря, Самойлова не вписалась ни в один мой стереотип, ни в один мой шаблон, ни в одну из категорий женщин. Она была исключением из правил. И, если честно, то она была сделана ровно так, как сделал бы её для себя сам я. Единственное, что я бы исключил из неё: это то, что я — при том, что я фактически «читал» её — был вынужден «просчитывать» её постоянно. Я не понимал, почему это так. Промучившись минут десять над неразрешимой загадкой и так и не найдя мало-мальски вразумительного ответа, я дал моей персональной пытке время одуматься и перезвонить мне самой. «В конце концов, что за наглость сбегать вот так, отделавшись эсэмэской?»…

Повеселевший, бодрый и свежий, выплываю из ванной. Разыскал в шкафу чернильные джинсы и футболку с миниатюрным Эйнштейном и надписью цвета графита «Keep Calm and Think». Сам себе смастерил бутерброд. Сам заварил себе кофе. Поболтался по пустой квартире, послушал тишину. Покурил. Включил «LifeNews» и «порадовался» данным «Росстата»: оказывается, за пять лет организованной борьбы с заклятыми любителями табака наше поголовье сократилось ровно на пять процентов. Зато количество палаток (или владельцев малого бизнеса) уменьшилось вполовину». Вот так. Ну и сколько налогов вы, уважаемые, в казну не добрали? Впрочем, в действиях депутатского корпуса, принимающего подобные законы, всегда есть сокровенный смысл. Например, в данном конкретном случае врагам народа (не надо, я не всех так называю и не всех под одну гребенку гребу!) можно ещё минимум год получать свою зарплату и на полном серьёзе обсуждать, сколько нужно будет проинвестировать в палатки «Роспечати», чтобы в 2016 году вернуть в них продажу табака и спирта. Жесть. Нет слов.

Порадовавшись за политиков, которые тратят силы на поиски того, чтобы, по меткому выражению Джорджа Мартина, стать самыми популярными покойниками в этом городе, я начинаю проглядывать биржевые сводки. Меня интересует, как в кризис выросли мои активы и обесценились мои кровные сбережения. Да, у меня есть акции, и да, я играю на бирже. А на что бы я, спрашивается, купил эту квартиру и сестру содержал? На свои две зряплаты («Альфа» и Интерпол), что ли? На пенсию за отца? Но всё, что было у моего отца, принадлежит моей сестре и матери. А я себя сам как-нибудь обеспечу. Да, вот такой я идейный. И — да, я ненавижу запреты, потому что, на мой взгляд, умного человека отличает не способность запрещать и уничтожать, а умение договариваться. Другое дело, если твой партнёр не соблюдает договоренностей, и.… гм… по утрам от тебя «сваливает» … Обнаружив себя, снова размышляющим о Самойловой, я перекидываю ноги через ручку кресла и начинаю просматривать посты в социальных сетях. Не нашёл там ничего интересного. Открыл рабочую почту, и убедился, что там для меня тоже ничего занимательного нет. Сообразив, что для всех в «Альфе» я сегодня на дежурстве (в связи с чем письма от моих подчиненных и шефа-Фадеева полетят в меня только вечером), я с чистой совестью лезу в свою личную почту. Нахожу там письмо от Алекса Ресля.